Автор: Джаггернаут aka Семнадцать отвратительных енотов. Текст со страницы http://www.juggernotes.com
|
*** *** Одиссей был человеком слова. Сказал - вернётся, значит вернётся. О причинах, по которым Одиссей столько лет шлялся чёрт-те где, сам он скромно умалчивает. Гомер воспринимает это как данность - ну, захотелось человеку пропутешествовать из Санкт-Петербурга в Москву через Владивосток; его право. Бушков утверждает, что Одиссей просто прятался от поклонников и доброжелателей, которых он умел наживать в количествах прямо-таки невероятных (см. "Илиаду"). Однако неоспоримо кретинская, а потому особо ценная трактовка наблюдается в фильме Кончаловского (им. пад. не "фильм", а "фильма" - уточняю). Выиграв Троянскую войну, Одиссей в полном одиночестве выходит на бережок и, переполняемый чувствами, начинает самовыражаться: "Долой опиум для народа! Нельзя ждать милостей от Олимпа! Эллада - колыбель человечества, но нельзя же вечно жить в колыбели!" Вместо привычного "мать, мать, мать..." откликнулся Посейдон, задумчиво сообщивший, что Одиссей довыёживался и - только что, в этот вот самый момент - нашёл на свой афедрон прямо-таки эпических приключений. Одиссей протрезвел, но понты гнул до упора. Короче, поплыли. Как легко догадаться, личному составу эскадры Одиссей о своём диалоге с божеством ничего не сказал. Так личный состав и проудивлялся последовавшим событиям вплоть до самой смерти. Для начала у Одиссея случился рецидив желания повоевать, и его банда напала с моря на город киконов Исмар, истребив всех его жителей и захватив в плен женщин. Киконы отплатили чёрной неблагодарностью, собрав ополчение и выкинув Одиссея вон. Тот посчитал потери, соотнёся с награбленным добром и половым удовлетворением, и на время успокоился. Затем на ровном месте началась буря (Одиссей громко удивлялся, с чего бы это). Корабль Одиссея прибило к острову лотофагов (пожиратели лотоса, просьба не путать с пожирателями фишек лото и лотерейных билетов). Одиссей послал трёх наименее ценных соратников на разведку, но те не вернулись. Одиссей пошёл разбираться. Выяснилось, что разведчики съели предложенный им тамошний эквивалент хлеб-соли и забыли родные кипарисы и сосны в цвету. Вряд ли кто-то не знает, как именно поступил Одиссей. Да, конечно. Невозвращенцев, "продавших Родину за силос" (цитата из речи Одиссея на спешно созванном митинге), скрутили и вернули на корабль, после чего дёрнули от острова на максимальной скорости. Именно Одиссею Лаэртиду приписывают авторство первых в мире правил для наших туристов по поведению у них. *** По натуре своей Одиссей был испытателем. Но за отсутствием в те времена гоночных болидов и реактивных истребителей, испытывать оставалось только собственное везение. Честное слово, занимайся Одиссей этим в одиночку, ему можно было бы поаплодировать - но он предпочитал нарываться на неприятности в окружении верных друзей и спутников. В этом, однако, была своя логика - мёртвый друг не изменит и не продаст. Когда дюжина кораблей Одиссея причалила к острову циклопов, у героя взыграло любопытство. Уж так ему хотелось посмотреть на циклопа, что прямо хоть режь, хоть ешь - не героя, разумеется. Забравшись в пещеру Полифема и обогатившись продовольствием в отсутствие хозяина, Одиссей не стал слушать советов своих спутников, начиная с вежливого "пошли, а?" и заканчивая истерическим "О май гад! Мэйдэй! Мэйдэй!" Циклоп пригнал стадо в пещеру, завалил вход камнем и развёл огонь. Увидев пришельцев, он, естественно, поинтересовался, что это такое и откуда взялось. Одиссей, пытаясь отвлечь внимание хозяина от перестановок в доме и мешков за плечами, назвал свой ИНН, после чего попросил принять их как дорогих гостей, потому что Зевс, случается, карает негостеприимных хозяев и невежливых продавцов. Полифем сказал, где он видал и на чём вертел Зевса, но неожиданно сменил тон и ласково спросил, а где же это корабли Одиссея. Что ответил бы чистаканкретный пацан? Правильно: через два часа корабли подойдут, все восемьсот, с десантом, который сойдёт на берег и будет спрашивать, а не видали ли вы где нашего братка, который к Полифему на стрелку мылился. Что ответил "хитроумный" Одиссей? Проблеял - а нетути корабля, был один, да бурей разбило. Ну нет так нет, печально сказал Полифем, убил двух греков и бросил их в котёл, экономя баранину. Поел и лёг спать. Одиссей оценил размеры циклопа и длину своего меча, после чего призвал спутников не дёргаться, упирая на то, что скалу им всё равно не отвалить. И если зарезать Полифема сейчас, можно сразу запевать хором песню "Штиль" группы "Ария". Циклоп проснулся, позавтракал ещё двумя греками, вернулся к своим баранам, завалил пещеру - идея о том, чтобы все разом и в разные стороны, хитроумному Одиссею в голову не пришла. Мало крови. Вместо этого Одиссей начал приглядываться к бревну, которое неизвестно зачем валялось в пещере. Царь Итаки велел соратникам обтесать бревно и заострить его. Спутники переглядывались, - мол, чудит царь - но приказы выполнили, ибо ничем иным убить время не получалось, а мысли о вечном начинали доставать. Вечером Полифем вернулся, опять выбрал пару ахейцев пожирнее и употребил. В общем, циклопу такая жизнь начинала нравиться и понравилась ещё больше, когда Полифем отобрал у оставшихся греков бурдюк с вином. Напившись и расчувствовавшись, Полифем даже спросил, а как тя звать-то, бройлер гормональный? Я те за эту бормотуху подарок сделаю. Так вот, дорогой Дапошёлты, съем я тебя последним, намоленным... Когда пещеру заполнил пьяный храп, пришла пора действовать. Обожгли ахейцы заострённое брёвнышко на костре и изнасиловали им Полифема в глаз. Полифем заорал так, что сбежались остальные циклопы и спросили, с чего такой драйв. Пострадавший указал на причину, но имя Дапошёлты циклопы восприняли неадекватно, плюнули и разошлись. Утром Полифем наощупь отвалил камень и начал мацать за шерсть выходящих овец, в надежде отыскать среди них спасающихся эллинов. Одиссей пожалел о том, что он не афроамериканец, а всего лишь эллиногрек. Однако выход нашёлся очень быстро: овец связали по трое, и под каждую тройку пришпандорили по одному греку. Сам Одиссей завис под бараном-вожаком и меланхолически размышлял, что бывают же такие извращения. Полифем спроворил царю Итаки немного триллера, задержав барана при выходе и жалуясь ему на жизнь. Однако всё окончилось благополучно. То есть почти. Когда спасшиеся ахейцы угнали стадо Полифема и погрузили мясо на корабль, Одиссея разобрало прославиться и одновременно оказать услугу ближнему. Чуть отплыв от берега, Одиссей с корабля проорал Полифему мораль: мол, сам виноват, вурдалак проклятый, в следующий раз будешь знать, кого положено на шашлык, а кому надо кумыс из НЗ наливать со всем тщанием и куртуазией. И нечего пенять за воровство - а то тут некоторые, понимаешь, соринку в чужом глазу видят, а в своём бревна не замечают. И уже не заметят. Циклоп фуйнул в море скалу, но сослепу промахнулся. Одиссей не стал размениваться на непристойные жесты - всё равно не увидит - и заорал, что, во-первых, дебила промахнулся, а во-вторых, не такому телёнку такого волка, как Одиссей, царь Итаки, зъисты. Циклоп фуйнул в море ещё одну скалу и воззвал к папе, чтобы тот покарал обидчика - Одиссея, царя Итаки. Папа у циклопа был Посейдон. Услышав это имя, Одиссей сперва преувеличенно громко и беззаботно засвистел, а потом заорал на команду, чтобы ставили парус. *** Как уже было сказано выше, Одиссей был натурой сложной и противоречивой, ибо часто делал гадости самому себе. Тяжкие раздумья терзали героя на начальных стадиях плавания. С одной стороны, хотелось домой. С другой стороны, воображение рисовало неприглядные подробности будущего - как с вернувшегося Одиссея будут спрашивать за Паламеда, и за Аякса, и за Ахилла - его ведь Одиссей выманил на войну... Одиссей представлял, какая пробка из кораблей скорбящих, но мстительных родственников образуется на подходах к Итаке, и тяжело вздыхал. Однако вскоре его эскадра засекла unknown floating object (ворую у Аксёнова). За неимением в греческом языке слова "дредноут" Одиссей описАл объект как плавучий остров, окружённый медной стеной. Разумеется, царь Итаки не преминул напроситься в гости в рассуждении, чем бы поживиться. Согласно отчёту Одиссея, на острове жил Эол (один), жена его (одна), а также их сыновья (шесть) и дочери (столько же). О тёще упоминаний нет, так как Одиссей показывает, что Эол "дни проводил, пируя со своей семьёй в богатых чертогах". Короче, как начинал с утра, так вся семья оттащить не могла. Одиссей с удовольствием составил Эолу компанию, на халяву-то. О деталях общения с Эолом Одиссей умалчивает, хотя мне хотелось бы знать следующее: а) не двоилось ли у Одиссея в глазах от круглосуточного пирования в богатых чертогах, и не было ли у Эола вдвое меньше сыновей (3 сына: старший умный был детина, средний рвался в Палестину, младший был большой скотиной); б) не доносились из подпола, в смысле трюма, всевозможные звуки животного происхождения; в) не пытался ли пьяненький Эол выяснить у Одиссея, когда закончится потоп и что там насчёт голубя с саженцем в клюве. Когда Одиссей попробовал и честь знать, Эол выпроводил его как дорогого гостя. "Хочешь домой? Где? Туда? Эт-можно". Одиссею торжественно вручили мешок с заключёнными внутри ветрами, оставив на свободе лишь один, попутный - Зефир. Предполагалось, что, приплыв домой, Одиссей мешок развяжет, и пущенные ветры вернутся к хозяину (выражение "пускать ветры" надлежит понимать сугубо в смысле мифологическом). Команда радовалась, как всё удачно сложилось, а Одиссея терзал инстинкт самосохранения, категорически повелевавший держаться подальше от дома и прикидываться ветошью. Что было дальше? Источники - то бишь сам Одиссей и мой внутренний голос - тут расходятся. Первый утверждает следующее: экипаж флагмана одиссеевой эскадры положил коллективный глаз на мешок с ветрами, предполагая, что Эол заплатил наличными ("какой же ты атаман, если у тебя нет золотого запасу?"). Затем олимпийские боги, вступив в преступный сговор между собой, Одиссея коварно усыпили, одновременно подстрекнув его подчинённых развязать мешок. В результате разразились: буря, цунами, шквал, моряна, тайфун, хиус, поророка, бора, баргузин, циклоны и антициклоны - в общем, жить стало если не лучше, то веселей. Эскадру пригнало обратно к Эолову ковчегу. Просьбу помочь ещё раз Эол категорически отверг, упирая на то, что против Одиссея сами боги, так что нечего мозги компостировать. Мой внутренний голос при поддержке товарища Оккама интересуется: как оно, приятно валить всё на подчинённых, к тому же посмертно? Я ещё понимаю, когда посмертно валят на начальство, оно для того и существует. К рассмотрению предлагается следующая версия: Одиссей сам вызвал нездоровый интерес к мешку, отпугивая от него окружающих маршальским жезлом и нарядами вне очереди. После чего сделал вид, что лёг спать и, мало того, уснул. Идея состояла в том, чтобы кто-нибудь открыл мешок, ветер переменился, и снова можно было бы разводить бодягу. Последовавший катаклизм, вызванный нецивилизованным поведением метеоЗэКа, стал для Одиссея, тем не менее, полной неожиданностью. Представив себе, что осталось бы от родного острова в случае неукоснительного выполнения полученных инструкций, Одиссей поплыл к Эолу разбираться. Однако был встречен открытыми орудийными портами, расчехлёнными торпедными аппаратами и шаловливыми зайчиками лазерных прицелов. Пришлось сделать вид, что эскадра попала сюда случайно - бурей отнесло. Так или иначе, но Одиссей отсрочил своё возвращение домой на неопределённый срок, временно обретя цельность натуры, так пригодившуюся ему впоследствии в борьбе с трудностями. Которые он неустанно себе создавал. *** Согласно отчёту Одиссея, после облома с эоловыми ветрами у него ещё оставалось двенадцать кораблей. Вспоминая, что на Итаку он заявился в конце концов в гордом одиночестве, стоило бы ожидать, что этот Фёдор Конюхов античного мира значительную часть рассказа о своих злоключениях выстроит по образцу "Десяти негритят", и корабли будут пропадать один за другим на протяжении долгого времени. А вот и нет. Одиссей решил не перенапрягать мозги и ничтоже сумняшеся заявил, что его эскадра пристала к какому-то острову, где и подверглась неспровоцированному нападению со стороны лестригонов; великанов, швырявшихся целыми скалами, которыми одиннадцать кораблей и утопили. Сам Одиссей на флагмане еле спасся, как обычно. К кому там Одиссей на самом деле пристал, история умалчивает. Скажем, нападение на киконов почти сразу по отплытии из-под Трои Одиссей не отрицает - видно, остались свидетели. А если очередной фокус в том же стиле не удался, да ещё и закончился потерей эскадры, то лучше свалить всё на лестригонов. Они большие и скалами кидаются. На каком-то острове. Лестригоны и лестригоны - вон, у Свифта названия ещё покруче. *** Последний корабль Одиссея прибыл к острову волшебницы Цирцеи. Кстати, Цирцея - это по-латыни, а по-гречески - Кирка. Надо понимать, имя отражало сложность характера и миролюбие как его основную составляющую. Легенда утверждает, что Цирцея ходила в дочурках бога Гелиоса и всё такое. То ли папа запрещал с мальчиками водиться, то ли на почве общей стеснительности, но из Цирцеи выросла классическая воинствующая феминистка, в общении с мужчинами предпочитавшая моральное удовлетворение физическому. В отчёте Одиссей реферирует к Цирцее как к "прекрасноволосой". "Хэд энд Шолдерс" - неплохо, конечно, но если кожа и рожа не упомянуты, это также говорит о многом. Высадившись на острове, мореплаватели разделились на два отряда, и после многочисленных выкриков "а почему я?" один из отрядов отправился на разведку под командованием одиссеева родича Эврилоха (перевести имя на англо-русский автор предоставляет читателю). Опровергнув своё имя, Эврилох вернулся, единственный из отряда, и замутил следующую байку. Отряд наткнулся на цирцееву асиенду, был встречен приветливой хозяйкой, которая сперва пригласила их в дом (предложение было отвергнуто), а потом предложила выпить (оба предложения были приняты, несмотря на бормотание в рядах: "я столько не выпью"). Далее произошёл классический во всех смыслах хипес. Бойцы назюзюкались до свинского состояния, после чего при помощи магического жезла Цирцеи форма была приведена в соответствие содержанию. Мясное стадо отправили в хлев и задали корму. Была ли прочитана нравоучительная лекция о свинском мужском шовинизме, истории неизвестно, но здравый смысл подсказывает, что была. По его словам, Эврилох уцелел потому, что во дворец не пошёл. Если Одиссей и подумал, что родственник врёт, и волшебный жезл на нём просто не сработал, ибо уже дальше некуда... во всяком случае, Одиссей ничего подобного не сказал. Просто пошёл разбираться. По пути Одиссею как бы случайно встретился Гермес, снабдивший героя антидотом к той гадости, которой Цирцея заряжала вино. Так что гость, через силу флиртуя с хозяйкой, поглощал дармовой алкоголь безо всякой тревоги. Когда Цирцея, которой с непривычки подобные разговоры тоже были трудны, шлёпнула собеседника жезлом по голове и предложила удалиться в хлев, Одиссей не торопясь чашу допил, а затем, по его собственным словам, "обнажив меч, как повелел бог Гермес, бросился на волшебницу и стал грозить ей смертью". Нашёл, мачо этакий, что обнажать и чем грозить. Да ещё по велению бога. Цирцея была приведена в необходимое состояние (не буду я нырять в глубины политкорректности и пытаться точно переводить слово "харассмент"), после чего предложила возместить ущерб. Одиссей откликнулся классическим напоить, накормить и в баню сводить, а потом уже о деле пытать. После бани кормёжка и напойка продолжились, причём хозяйка, вжившись в роль, даже поинтересовалась, а чего это мущщина такой грустный. Мущщина ответствовал, что потерял боевых товарищей и отказывается жрать, пока их опять не поставят на ноги. В смысле, с четырёх на две. Просьба была выполнена, хотя едва ли отряд это заметил. Потом решили пригласить оставшихся на берегу. В общем, на пирушку закатились все. Эврилох, правда, умолял не верить злыдне, при этом стоически притворяясь, будто не видит оскорбительного жеста Цирцеи, показывавшей расстояние сантиметров в пять между большим и указательным пальцем. Гулянка продолжалась около года. Как там у Одиссея вышло с Киркой, история умалчивает, хотя... если "прекрасноволосая"... личико можно и волосами прикрыть, прекрасными. Главное, не называть подругу в моменты близости Кайлом или Мотыгой. *** В общем, к этому времени у всех спутников Одиссея, а временами и у него самого должны были проявляться смутные сомнения: как так - возвращаемся, возвращаемся, а всё никак не вернёмся? Конечно, те, кто остались в живых, не так уж плохо проводят время, дай боги каждому, но всё же неудобно перед географией. Цирцея, выпроваживая дорогих гостей, заметила, что горю может помочь предсказатель Тиресий, который уже умер. Одиссей грубо указал на парадокс. Цирцея ответила, что Одиссею придётся спуститься в Аид и переговорить с предсказателем. Впрочем, отвлекаясь от легендарных красивостей, вполне можно предположить, что сказано было "go to Hell", а всё остальное додумали апостериори. Одиссей и пошёл, куда сказано. Лишь бы не домой. Утверждалось, что вход в Аид находится в земле киммерийцев. В тогдашней Ойкумене это была южная Украина. Автор считает своим долгом отметить, что откровенно пасует перед историческим противоречием, заключённым в двух фразах: а) "Конан-киммериец" и б) "Какой ещё мужик? Хохол..." Одиссей добрался, куда велено, зарезал жертвенную овцу и давай отгонять духов от ямы с кровью. "Сала... Сала..." - витало в промозглом воздухе над Коцитом и Ахеронтом. "Холестерин... холестерин..." - дразнился в ответ Одиссей. Тень Тиресия надралась жертвенной крови первой и проконсультировала Одиссея - да так, что тот за голову схватился. Сначала Тиресий сообщил Одиссею, что "да, не любит тебя Посейдон". Потом сказал, что, в общем-то, даже вопреки воле Посейдона можно добраться до дома, если спутники Одиссея не тронут быков Гелиоса на острове Тринакрия. Если же тронут, то Одиссей всё равно доберётся до дома, но уже в одиночку. Предыдущие главы должны были объяснить любому, самому ненаблюдательному читателю: практический максимум того, что Одиссей мог сделать в рамках заботы об окружающих, это отказаться жрать в три глотки, да и то ненадолго. Так что всю эту увертюру он пропустил мимо ушей. Дальше конструкт Тиресия разошёлся. Выяснилось, чтобы отмазаться перед Посейдоном, Одиссей должен по прибытии домой и после геноцида женихов на отдельно взятом острове, выполнить следующий алгоритм: 1. Взять весло. 2. Положить на плечо. 3. Пойти куда глаза глядят. 4. Выслушать встречного человека. 5. Если человек НЕ (спросил, "зачем несёшь на плече лопату"), то вернуться на п.3. 6. Остановиться. 7. Принести жертву Посейдону (откуда и какую, Тиресий не уточнил). 8. Идти домой. 9. Принести жертву всем богам. 10. Жить долго и счастливо до самой смерти, а там как получится. Вот тогда Одиссей и схватился за голову. Вёсла, как известно, повсюду использовались и в речном плавании, так что отправляться нужно было минимум в Сахару. Погоня за бедуинскими караванами с колобахой на плече Одиссею совсем не улыбалась, ибо даже на фоне остальных его подвигов выглядела экстравагантно. Кроме того, никто не гарантировал, что даже там, где весло спутают с лопатой, лопата на плече вызовет искреннее и неподдельное удивление. Пришлось бы нарезать круги по пересечённой местности до тех пор, пока кто-нибудь не снизошёл бы до вопроса. Потом Одиссей переговорил с тенью матери, которая сына не дождалась. Автор не без цинизма замечает, что лиричность и трагичность такой вот встречи естественны и вечны, но если бы сынуля не вёл себя как последний кретин с мазохистскими наклонностями, мать можно было бы застать и живой... А так - получилась "Баллада о солдате" навыворот. *** |