Нет времени. Вообще нет.

Есть только безумный полёт сквозь вечный день, где свет и взгляд - одно и тоже, есть тонкие руки, раскинутые над мерцающей бездной, есть след, как золотая линия жизни на ладони забытого бога, след, ранящий Океан мгновенными судорогами хаоса.

Взлёт. Пробить границу Вселенной, вырваться в ярость солнечных лучей под ошалелый выдох ветра, взмыть над тяжёлой рябью и вернуться в покой и бесконечность. Или ночью смотреть на звёзды и на пыльную каменную глыбу Луны, нежиться в украденном ею чужом сиянии, улыбаться уколам звёздных лучей. А потом вновь - туда, где нет расстояний и направлений, времени и движения; туда, откуда ушла усталая, хрупкая Вечность.

Они ещё звучат - гимны, когда-то призвавшие в набухшую жизнью ночную воду нечто большее, чем жизнь. Мечутся, заблудившись в водных толщах, отголоски слов, волны до сих пор помнят отражённое и смешанное марево жестов, сама вода не забыла туч крови, которая щедро лилась с Пыльных Камней в чужую славу и в чужой ужас.

Пыльные Камни - были серым нарывом на бесконечной глади; местом, где царствовали предел и определённость. Ребристые колонны, подмятые тяжёлыми плитами крыш, избиваемая солнцем твердь, исступленные крики, в которых оставалось всё меньше от тех слов, что некогда стали жизнью.

То, что оставалось, превратилось в привязь, в грубые приказы, не позволявшие уйти в необозримый мир - льстивые заклятия растворяли волю, взламывали спокойное точёное лицо мукой подчинения, так горько ведомой людям. Тогда Она впервые ощутила их чувства - самодовольство жрецов в пурпурных одеждах, благоговейный страх дочерна загорелых жителей Пыльных Камней, растерявших древнюю мудрость. Её выматывал ужас, замораживавший взгляд тех, кого во славу Её распинали на отполированных алтарях и с хряском били в грудь блестящими остриями. Хуже последнего страха была только спокойная счастливая жертвенность, заполнявшая сознание некоторых смертников перед концом. Жрецы наносили удары, вырывали сердца и кричали громче жертв. Жрецы просили наполнить сети и отогнать шторм.

Она не верила, что те слова, которыми их предки подчиняли себе небо и море, давно забыты, истлели, сгорели, закопаны. Ведь времени нет. Есть только постоянная пытка чужой болью. Если Она отказывалась выполнить приказ, жертв становилось больше. Если Она делала то, о чём её просили, кровь лилась в благодарность. Бессильная помешать, Она металась в толще вод, слышала искажённые песнопения, почти не имевшие прежней власти, она слала видения и сны, которые толковались одинаково - ещё смертей.

Корабли. Упрямые, похожие снизу на деловитых многоножек, расправляющие грубо тканые паруса, как крылья. Чужие корабли, не чета привычным рыбацким лодчонкам и огромным церемониальным плотам. Чувства, такие же чужие и неизведанные - спокойствие, щедро замешенное на привычке к крови, весёлое упорство, неосознанная уверенность в будущем и точный безжалостный расчёт - в последнем чужаки подобны акулам. Мерно грохочут барабаны, задавая ритм движения, своей равномерностью не похожий ни на что, ранее изведанное. Диссонансом - хоровой крик от дымящихся алтарей: "Защити!" И очередное сердце кровавой кометой врывается в воду. И ещё много сердец.

Слово - и волна свирепо ударяет в борт переднего корабля. Жест - и десятки акул дерутся за добычу. Взгляд - и идущие на помощь корабли теряют вёсла, бестолково кружатся, сползают в алчную пасть невесть откуда возникшего водоворота. Мысль - и канаты щупальцев выхлёстывают из-под воды, легко выдерживают удары бронзовых мечей, срывают мачту, переворачивают корабль.

И опять - чужая смерть, чужой ужас. Но - нет светлой жертвенности, нет бездумного спокойствия обречённых. Ярость, ярость, жажда жизни и нежелание уступать затмевают боль, и даже страх гибели юркой бессильной прилипалой мечется по задворкам души. Все они - молодой воин, распоровший брюхо акуле, прежде чем её сестра перекусила слабое человеческое тело пополам; седобородый вождь, со смешной тростинкой копья бросившийся на кракена, выгадывающий для своих людей горсть эфемерных и бесполезных мгновений; кормчий, до последнего сражающийся с могучими волнами - они падающими звёздами ложатся на чашу весов, пустовавшую от века. И другая чаша, где тысячу лет мерцала гнилью древняя власть, взлетает вверх.

Благодарственный дождь из сердец. Радость там, под бешеным солнцем. Мясные комки, ещё продолжая подёргиваться и выбрасывать в равнодушную воду маленькие облачка тёмной краски, идут на дно. И тогда Она улыбается. Наверху никогда не поймут, сколь эта жертва бесполезна. Не поймут даже тогда, когда горизонт пожрёт стена тускло-зелёной воды.

Она летела на пенистом гребне, вдыхая ветер и сутью своей ощущая, как испуганно дрожат, поднимаются навстречу Пыльные Камни, как терпкий вкус страха и тоски тысяч и тысяч людей - никто не выживет, никто! - наполняет день. Само солнце трусливо меркнет, прячась от людских глаз за воздетую для удара ладонь Океана. Дрожащие голоса тянут обрывки древних гимнов, не понимая их смысла, но волю и доброту давно умерших творцов Она, смеясь, отбрасывает единым движением руки. Чудовищной тяжести водяной молот проламывает панцирь острова, добираясь до таящегося в глубинах тверди огня. Смерть. Свобода.

Времени - нет. Есть только счастье стать собой.