Автор: Джаггернаут aka Семнадцать отвратительных енотов. Текст со страницы http://juggernotes.com/


О сострадании.


   Одним из древнейших табу у человека является табу на демонстрацию смерти и мёртвых as is. Такие показы изменяют поведение, причём изменяют его непредсказуемо, в зависимости от конкретного зрителя, что для психологического климата в племени плохо. Именно поэтому все древние общества выработали огромное количество ритуалов, маскирующих/оформляющих/стандартизирующих/приукрашивающих смерть. Если уж горевать, то в рамках. А ещё лучше светло, пополам с ликованием.

   Нам всё равно, хорошо это или плохо. Так есть. Нас так воспитывают. Но потом... Подача смерти в медиа (особенно на ТВ) идёт совершенно вразрез со всеми и всяческими табу. Это тоже не есть хорошо или плохо. Это просто есть. И мы констатируем разницу между тем, на что нас учат реагировать, и тем, с чем мы сталкиваемся на самом деле.

   События в Якутии и Дагестане высветили этот феномен со всей силой. Достаточно было посмотреть на людей, вовлечённых в это - как они реагируют! Их НАУЧИЛИ, что надо скорбеть. Каким-то шестым чувством они сознают, что эти дети им никто, что каждый день умирает столь же трагически до черта народу, который им тоже никто... В то же время они просто не могут это сказать, потому что их сразу ославят как циников, бессердечных и тыры-пыры.

   Скорбь, сочувствие, милосердие, которые можно включать и выключать, как электролампочку - грош им цена.

   [Стоп. Поправка: их цена определяется стоимостью рекламного времени в соответствующих программах, отнесённой к мощности множества, полученного пересечением множества скорбящих и множества приращения потребителей рекламируемых товаров и услуг]

   Пора бы понять, что печалиться и радоваться экранным картинкам, претендующим на документальность, нельзя. Можно плакать над душещипательной фильмой ("прощай, моя любовь!.. судьба разлучает нас" и т.д.). Можно радоваться КВНу и даже Галкину, если уж совсем дошли до ручки.

   Тут дело вот в чём. Когда шекспировские герои садируют друг дружку, им можно сочувствовать потому, что им нельзя помочь. Тем, кто сгорел в Дагестане и Якутии не до конца, любой из нас МОЖЕТ ПОМОЧЬ. Мы, все семнадцать, никого не провоцируем на оправдания и не кичимся переведёнными деньгами. Тем более, что и денег никаких не было. Почему? Нам было лениво вызнавать счёт, потом катить на электричке в райцентр, пилить там до почты, отправлять перевод, от которого государство отъест свою десятину... А так полштуки деревянненьких мы бы кинули, если бы они пошли на лечобу недообугленных.

   Итак, технически мы можем помочь, но не помогаем. Тогда зачем нам это показывают, не называя, кстати, номеров счетов, а то и не открывая оные вовсе?

   Лет, должно быть, пять назад мы видели... но помним. Тоже пожар, где-то на югах России. То ли Краснодарская область, то ли Сталинградская... Там тоже дети обгорели. И вот показывают в новостях по НТВ совершенного кутёнка, года два ему, и ожог, мясо - нам сначала показалось, что по всему телу, от шеи до пяток. Дитёнка как-то на весу держат и едва ли не в объектив суют. Мы за фломастером, записать номер счёта. Никакого номера. ЗАЧЕМ??? (Как же нас тогда перекорёжило...)

   1. Запасы сострадания у человека небесконечны, ибо он привыкает ко всему. И если потратить жалость на якутских детей, дагестанских детей, иракских детей, американских детей, то рано или поздно для тех, кто нам действительно близок (или НУЖЕН, если хотите меркантильно), жалости и желания помочь у нас просто не останется. Привыкнем. Выгорим.

   2. Чужие страдания показывают не нам, а той ТВАРИ, что сидит внутри каждого из нас. ТВАРИ, которая рада, что она жива, в то время как другие умерли: сгорели в приюте, упали с автобусом в горную реку, рухнули на "Конкорде", испарились под пиндосовскими бомбами. ТВАРЬ этим кормится и растёт. Так в средние века бюргеры на публичные казни ходили смотреть, да и сами людей камнями забивали.

   Чего стоит сочувствие без конкретной помощи? Можно сколько угодно ходить на митинги, но ни одна жертва благонамеренных агрессоров, тёмного прошлого или недостаточного финансирования от этого не воскреснет.

   Опа, мы слышим что-то вроде ответа - "это нужно не им, а вам". Упражняйтеся, дескать, в бесконтактном человеколюбстве. Контрвозразим: а цель? Самоудовлетворение? Так не надо оно нам от ТАКОГО. И если кто-то думает, что взлелеянную на выпусках трагических новостей любовь к человеку можно перенести на реал, то пусть насмотрится фильмов с Джеки-Клодом Ван Дизелем, а потом попальцует на местное кодло. Бесконтактом в обоих случаях не обойдётся.

   Честно, мы видим два пути, как из этого несоответствия выбраться.

   Первый - это прекратить сострадать всему, что нарисовано строчником на экране ТВ, и относиться к транслированному горю как к последствию неисправности, которую нужно починить, не тратя слёз энд соплей. И не путать качество починки с громкостью похоронного марша имени Шопена.

   Второй - не приучать людей, будто все смерти должны быть этически равноценны для всякого наблюдателя. Будто замёрзший в Мухосранске бомж должен быть оплакан нами так же, как наш любимый прадедушка-енот, про которого сняли незабвенный мультфильм.

   Семнадцать отвратительных енотов, они же малинькие катята матери Хиттон.